Ф.М. Достоевский "Братья Карамазовы"

 

Что-то переключилась я на Инстаграм, а свой блог совсем забросила. Событий много случилось с момента моего последнего сообщения здесь, как-то не писалось, хотя посты обдумывались и планировались.

Но об этом посте я долго думала, что обязательно его напишу, с того самого момента, как взяла в руки “Братья Карамазовы” Ф.М. Достоевского. Решила перечитать, со студенчества не брала эту книгу в руки. И надо же так случиться, что 11 ноября по новому стилю исполняется 200 лет со дня рождения писателя, так что как-то вовремя произошло моё повторное знакомство с его творчеством.

В этом же году я прочитала “Бесы” – удивительно, но впервые, заказала ещё “Идиот”, “Униженные и оскорбленные”, жду с нетерпением, а пока на каникулах решила непременно по-новому, спустя 20 лет, другими глазами посмотреть на “Братья Карамазовы”. И не ошиблась. Там я нашла для себя всё то, чем жила эти 20 лет.

Пропасть, которую меня отделяет от того, студенческого восприятия, и сегодняшнего, огромна. Тогда я была неофитка, только-только пришла к вере, стала посещать храм, но многими вопросами до времени не задавалась. Что говорить, мы все тогда были неофитами, даже мои преподаватели, хотя, конечно, я по части жизненного опыта перед ними была младенцем.

Читать Достоевского нужно непременно когда хорошо знаешь Евангелие и жизнь церкви изнутри, иначе так и останутся непонятными очень многие вопросы, которые поднимает писатель или они просто останутся незамеченными, а потому восприятие романа будет неправильным.

Так, например, образ старца Зосимы покажется сопливо-сентиментальным и елейным, если не изучить, что такое старчество, не узнать хотя бы что-нибудь об институте старчества в России, в частности, в Оптиной пустыни, не посетить хотя бы один монастырь и не понять, кто такие монахи, как они живут, каков их образ мыслей, какова история монашества и т.д., и т.п.

Читала я роман и всё подмечала: так вот же, это я видела, это замечала, этими же вопросами задавалась, и очень многие “проклятые” вопросы так и остались пока во мне без ответа, хотя вопрошаю долгие и долгие годы, тщетно пытаясь понять и оценить. Вот почему так близко мне это произведение, так отозвалось глубоко в душе, и тем сильнее я полюбила творчество Достоевского.

Не могла не выписать некоторые особенно прекрасные слова, многие из которых стали живыми цитатами, т.к. наполнены они величайшим смыслом:

“А главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо от сего лишь всё выходит” (“Старый шут”), - это слова старца Зосимы, обращённые к Фёдору Павловичу Карамазову.

Много говорилось о том, кто же скрывался за образом старца Зосимы. Конечно, сводилось всё к прп. Амвросию Оптинскому, но он мог быть и собирательным образом. А мне так хотелось, чтобы это был непременно отец Амвросий!

Я была в Оптиной пустыни в 2003 г., заходила в келейку прп. Амвросия, поэтому всю сцену беседы Зосимы с братьями Карамазовыми и всеми присутствующими лицами я и представляла именно там.

Помню, как зашла в келью старца, так мне и представилось, что здесь он, на нас смотрит, сейчас слово какое скажет. Так было уютно и хорошо на душе. А потом вообще чудо произошло. Пошла я в храм, где его мощи лежат. По правилу, они закрыты стеклом, а сами мощи прикрыты одеждой. Подхожу к мощам и ахнула! Стекло отодвинуто! Рядом монах, разрешил приложиться. Так, я приложилась к самой главе отца Амвросия. Ушла. Вернулась через мгновение, а стекло уже закрыли. Вот так меня старец отчего-то тогда благословил, может, поэтому он для меня ка родной, люблю я его очень.

Ну а уж сцену встречи Зосимы с женщинами – как мне теперь не понять! Сколько я видела подобных женщин, сколько горя, сколько скорби они несли на своих плечах! И кликуш видела, и сильно болящих, и горько скорбящих, и тех, кто обманывал, и тех, кто своей славы искал, а не Божьей. И видела, как люди просят, молятся, верят. Они прямо чуть ли не так же себя вели, как Достоевский описал.

“Есть в народе горе молчаливое и многотерпеливое; оно уходит в себя и молчит”. (“Верующие бабы”)

Ну а вот это – вообще глубокая христианская идея:

“…я, говорит, люблю человечество, но дивлюсь на себя самого: чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц”. (“Маловерная дама”)

Вот оно, оказывается, как. Бывает так, что человек ходит в церковь просто потому, что ему очень нравится церковь. А там же и правда очень красиво: свечи горят, хор поет, священники в торжественной одежде, а стихиры – это шедевр литературного искусства. Только это не подлинная церковь Христова, если любить только внешнюю её сторону. Рано или поздно произойдет что-то такое, когда человек скажет: не нравится мне там, надоело. Меня там все обижают, толкают, священники обманывают и т.д. А всё потому, что не то искал и не туда шел. Идешь в церковь – иди ко Христу, ведь именно Ему возносится служба, именно Ему поются стихиры, именно ради Него всё это. Церковь – это люди, члены Христовы. И если не понимать, что рядом стоит такой же человек, как ты, не осознавать, что Христос распят был не только за всё человечество, а за каждого из нас по отдельности, значит так и будем продолжать любить какое-то там человечество, а того, кто рядом, и не замечать вовсе, а еще хуже – презирать и вредить ему. Начни с малого, а великое подтянется как-нибудь, если будет надо. А не то получится так, как описано в легенде о Великом инквизиторе:

“Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать, и сам это знаешь”.

Очень страшные слова. Иван Федорович совершенно точно изобразил это свойство человека: вот мы тут создали своего бога, отлично устроились, подмяли под себя каждое слово Евангелия, а тут приходит Сам Христос и…мешает нам. Чудовищно, но верно. Так будет с каждым, кто будет искать внешнего блеска и материального благополучия, ставя на него всю свою жизнь и все свои помыслы, забывая о другом, высоком, к чему на самом деле призван. Да, планка, которая задана в Евангелии, очень высока, но это не значит, что делать ничего не надо.

А вот еще оттуда же:

“…ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы!”

Да! Легче, когда кто-то постоянно решает за тебя, направляет тебя, а если что не так, есть кого обвинить, а ты лично уже как бы и ни при чем. Человек способен оправдать всё, даже самый мерзкий и отвратительный поступок, потому как признать, что ты его совершил, означает признать то, что выбрал темноту, по своей воле, по свободе, которую дал тебе Бог. И тут уже человек и Бога обвиняет, а сам он снова ни при чем. Прямо как Адам: то Ева ему яблоки дала, то Бог, который ему жену дал. Ничего не изменилось за это время.

“Красота – это страшная и ужасная вещь! <…> Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердце людей”. (“Исповедь горячего сердца. В стихах”)

Эта цитата – пожалуй, самая известная, только вот столько насмешек она претерпела, очень обидно. Комментировать её не буду, она исчерпывающая.

Хотела еще вернуться к старцу Зосиме, а именно к тому времени, когда он умер, гроб с телом поместили в келье и читали Евангелие (над гробом усопшего мирянина или обычного монаха читают Псалтирь, над гробом усопшего священника – Евангелие).

Народ был в смятении, все ждали какого-то чуда. Это так в природе и русского человека, и верующего человека! Себя вспоминаю в тот, неофитский период, когда я много ездила во святым местам и так и ждала, что вот оно, сейчас что-нибудь такое-эдакое произойдет, а происходило то, что Бог меня вводил в высшее духовное учреждение, то есть в понимание того, что есть церковь и вера, дал мне посмотреть, как живут монахи, что делают, дал мне прочитать много книг святых отцов и проанализировать многие, многие вопросы.

Вот прямо так себя и вижу посреди этих людей, которые стояли и ждали чуда, а потом прокатился великий соблазн и смятение: тело старца начало разлагаться. Как же это, как можно? Ведь если он святой, то и тело непременно должно быть нетленно! Именно так понимает все эти дела человек, привязанный к внешности, пока еще не углубившийся в суть вещей и не прочитавший ничего об этом.

В древней Александрии жила великая мать, преподобная Синклитикия. Когда я её житие прочитала, была изумлена современностью её речей и мыслей. Как жаль, что она жила так давно, непременно пошла бы к ней на разговор!

Когда она умирала, то страдала водянкой, а кожа при этой болезни, как известно, источает очень дурной запах. В её келье постоянно тлел ладан, невозможно было даже рядом с ней находиться. Наверняка многие злословили: вот, мол, какая она плохая женщина, столько нагрешила, её Бог и наказал! Однако это не помешало ей прославиться в веках, а слова её, земной подвиг, дар рассуждения, который она стяжала, не были преданы забвению.

“…всякий из нас перед всеми виноват…” (“О юноше брате старца Зосимы”)

Эту мысль особенно развил преподобный Силуан Афонский, титан духа. Если мы – Тело Христово, значит если болит один орган нашего тела, то страждет всё тело. И не зря в другом месте романа Достоевский рассуждал о слезинке ребенка, которая перевесит страдания всего мира. Именно так. Каждый из нас в чем-то виноват, что тот или иной ребенок страдает, потому как грех – это разложение души, нашей собственной, от которой мы сами, прежде всего, страдаем, а потом переносим это разложение извне. Побеждаем грех или пытаемся, по крайней мере, понимаем, что такое грех, - вот уже и начало положено. Только опять же: понимать всё это нужно не с точки зрения глупых сантиментов.

Рассуждения Ивана Фёдоровича Карамазова – это рассуждения человеческого разума. В некоторых мыслях узнала и себя.

Когда-нибудь, когда человек встает на путь веры, наступает период сомнения. Многие уходят из церкви в этот период. С точки зрения разума веру не поймешь никогда, но рассуждать, конечно, можно, мы же живые люди.

Достоевский показал, что делает лишь разумное отношение к вере: отправляет в безумие. Невозможно умом человеческим вместить в себя многие и многие вещи, о которых говорится в Евангелии, невозможно оценить всю глубину веры с точки зрения разума, на то она и вера. Вот почему скорбящий отец возопил ко Христу: “Верую, Господи, помоги моему неверию!” (Мф. 9: 24) То есть отгони от меня разум, так сильно мне сию минуту мешающий, дай мне именно поверить, чтобы вместить в себя хотя бы каплю веры, хотя бы самую её малость! А ещё – отгони мою гордость, ведь от неё не верится и сомневается, от неё моё “я” становится на первое место, от неё я никогда не получу того, чего так отчаянно жажду в этот самый момент!

Фёдор Павлович Карамазов – настоящий смердящий и мерзкий труп, обтянутый кожей. О том, как постепенно разлагается человеческая душа, мастерски показал М.Е. Салтыков-Щедрин в “Господах Головлевых”, а Достоевский открыл нам, как выглядит этот труп, мнящий себя живым, но подробно описал, как человек в такое превращается.

Если бы не произошло это страшное событие, завязанное на убийстве Федора Павловича Смердяковым, то и Дмитрий Федорович стал бы точно таким же. Кто его знает, согласится он бежать или нет, но мне почему-то кажется, что не согласится, и проведет долгие 20 лет на рудниках, страдая за чужую вину. Именно это и предрекал ему старец Зосима, который еще тогда, в самом начале романа, вдруг подошел к Мите, поклонился ему до земли и попросил прощения.

Многое еще можно здесь размышлять. И о теме детства, и об униженных и оскорбленных, и об Алёше, и… Но здесь остановлюсь, потому как одним постом рассуждением о Достоевским не ограничусь. Слава Богу, у меня теперь есть эта книга дома, я всегда могу обратиться к ней, перелистывать страницы, возвращаться к прочитанному, думать и размышлять. Именно таков был и сам Фёдор Михайлович, весьма о многом думающий, многое переживший и умерший, абсолютно примирённый с Богом и людьми. Когда уже лежал при смерти, просил читать себе Евангелие, так и умер под слова Христовы. Царствие ему небесное и вечная память!

А я буду с нетерпением ждать других книг великого писателя, перечитывать их и наслаждаться отличным русским языком, его мыслями, героями и размышлять о своем месте в этом мире.